Интервью Oxxxymiron британскому журналу DAZED

Оригинал статьи можно прочитать здесь.


Расскажи о своем прошлом

Я родился в Санкт-Петербурге – в то время он назывался Ленинградом. Там я прожил до девяти лет. Отец у меня физик. В 1994 году мы переехали в Германию, потому что с наукой в 90-х в России все было не очень. Там мы прожили шесть лет, после чего отец нашел другую работу в Великобритании в 2000 году.

Сначала я жил в Слау, и это не сказать чтобы прям полная дыра, но если зайти на Википедию, можно найти там стихотворение об этом городе авторства Джона Бетжемена, которое начинается со слов: «Come, friendly bombs, and fall on Slough / It isn’t fit for humans now» (один из вариантов не самого верного перевода «Пора нам Слау разбомбить / Здесь невозможно людям жить» – прим.). Это как одна большая промзона, и заняться там особо нечем.

Он был расположен недалеко от Лондона, поэтому я прожил и там четыре года, а затем мне как-то удалось поступить в Оксфорд. Я поступил, меня отчислили, после чего я опять восстановился. Сперва я был в шоке от такого. Я думал, что это какая-то шутка, потому что я и еще одна девочка были единственными из нашей школы, кому удалось поступить в Оксфорд или Кембридж за последние лет пять. Мы ведь учились в самой обычной школе. Выбраться из Слау сразу в Оксфорд – это был большой скачок, как ни крути.

Что ты изучал?

Английский язык и литературу. Кроме того, учитывая мое упрямство, я решил, что выбрать медиевистику в качестве своей специализации будет хорошей идеей – в общем, я изучал все вплоть до Чосера. Также я был президентом русского общества Оксфордского университета, приглашал выступать гостей и устраивал вечеринки с водкой, другими словами, делал все, чтобы не учиться. На самом деле я был довольно-таки неплохим президентом, но вот студент из меня был ужасный. В конце концов, я получил третью степень (у нас что-то вроде «троечника» – прим.).

Три года я проработал на крайне странных работах – в том числе на русских олигархов в Лондоне и прочее в таком духе. После чего я решил переехать в Кеннинг Таун, потому что это был один из самых дешевых районов Лондона, а тогда я все еще был на мели. Там я прожил безработным два года, выступая на андеграунд-концертах и открытых микрофонах, пытаясь понять, как должна звучать моя музыка.

Сколько это продолжалось?

Два года. Мне было 23, и я олицетворял собой образ артиста, который пытается пробиться на музыкальную сцену, находящуюся в тысячах миль от меня. В то время я участвовал в онлайн-баттлах против других русскоязычных эмси из разных стран. Меня привлекал баттловый аспект рэпа – я и сам, прежде всего, баттл-эмси. В то время единственным способом получить доступ к аудитории было подписаться на лейбл. Я знал, что у меня есть то, чего нет у других эмси. В самом крупном российском онлайн-баттле я занял четвертое место из 3000 участников, и именно это дало первый выхлоп – после этого я даже стал давать концерты.

Затем, в 2012 году я влюбился в девушку и переехал в Москву, 20 лет спустя после того, как я уехал из России. Я по-прежнему не зарабатывал денег на рэпе и сводил концы с концами написанием текстов для других артистов. А потом один из моих клипов набрал около миллиона просмотров за месяц, и с тех пор у меня все пошло в гору. Вот и вся моя история, если вкратце.

Как на тебя повлиял грайм?

Я узнал о грайме где-то в 2007 году, что, конечно, довольно поздно. До этого я слушал немецкий хип-хоп, поэтому изначально мне не было особого дела, как с этим обстоят дела в Британии. Затем я начал слушать тустеп, дабстеп, немного джангла, немного драм-н-бэйса и постепенно пришел к понимаю того, что грайм на самом деле был самым прогрессивным и необычным жанром, который родился в Британии. Я не был первым, кто попытался читать грайм на русском, но точно был одним из первых.

Как обстоят дела с граймом в России?

Мне кажется, языковых барьеров не существует. Отличный грайм есть и в Германии – просто об этом мало кто знает. Все зависит от таланта конкретного эмси и его страсти, потому что очевидно – грайм и рэп это не одно и то же. Многие русские эмси совершают ошибку, пытаясь положить классические для рэпа рифмы на грайм-биты, при этом не меняя размер, рифмоконструкции и прочее. Большинство просто слишком ленивы для этого.

То есть, они просто хотят запрыгнуть в жанр, потому что он в тренде?

Ну, сейчас-то грайм в тренде, но еще шесть лет назад, когда я начал делать грайм, это было далеко не так. Сейчас жанр популярен, потому что внезапно Дрейк добавил популярности Скепте, и к этой музыке появился огромный интерес в Штатах. Но в то время мне было очень непросто объяснить русским слушателям, что же такое грайм. У нас всегда велись споры из серии «Если хип-хоп культура черных – и она зародился в Гарлеме и Бронксе – то можем ли мы делать аутентичный хип-хоп в России?» Лично для меня, это универсальный язык. На самом деле, отчасти русский рэп сводится к общему копированию оригинальной культуры, и это напоминает дешевую подделку. Но главная жесть в том, что когда мы только начинали делать рэп, лет в 15–16, все в России твердили «Ты что пытаешься косить под черных?» Потрясающая претензия. То есть, если черный делает кантри, значит, он пытается быть белым?

Читайте продолжение в источнике.