Хаски для журнала «Сноб»: о поисках себя, уходе со сцены и концерте Бузовой

Прошёл год с тех пор, как Хаски назвали новой надеждой русского рэпа. За это время он объездил с концертами всю страну, выступил в качестве хедлайнера на нескольких фестивалях, засветился в глянце, получил выстрел в живот — к счастью, ранение не было тяжёлым. Теперь многие смотрят ему в рот как человеку, который не просто правильно понял Россию, но и сумел рассказать об этом другим.

Мы сидим на кухне съёмной однушки в центре. Дима говорит, что так и не понял, хочет он быть известным или нет. Он писал свой рэп, половину в стол, и не помнит, в какой момент его стали знать все. Он говорит. что популярность на него никак не повлияла. «Разве что раньше, когда я кого-то посылал, я был просто Дима, и мне говорили: «Сам иди». А сейчас говорят: «Ну да, ты же Хаски, ты такой вот, да?»» Все принялись копаться в его голове, в его прошлом. Левый он или правый? Оппозиционер или лоялист? Что значат его дружба с Прилепиным и поездки в Донбасс? Истории, рассказанные в его песнях, не дают прямых ответов на эти вопросы — скорее рисуют карту бессознательного. Если прослушать все песни разом, можно заметить, как из одного альбома в другой перемещается образ собаки. Собаки на фоне архетипического русского пейзажа.

Кузнецов объясняет: «Собака — способ уйти от своей личности. Я мог бы быть и человеком-кошкой в конце концов — смысл в том, чтобы выразить себя через нечеловеческий образ. Впрочем, я сам не до конца осознаю, откуда что берётся в песнях». Ему нравится песня «Крот»: в ней речь идёт о кроте, который живёт в животе лирического героя. Что это значит и почему именно крот, Хаски уже не помнит.

Внутри меня живёт крот,
Он изнутри меня жрёт, помешивая,
И он шепчет, мне шепчет: «Хозяин!
Все эти… тебе врут, Хозяин!
Хочешь, я через пупок высуну
Пистолет — в каждого выстрелю?
Пиф-паф, пиф-паф, тыщ-тыщ, пиу-пиу»

«Давай только не будем обсуждать Гнойного. Пей чай. Он хороший — не знаю, шу это или шен — у меня смешались пакетики». Гнойного и правда стало слишком много: он, в отличие от Хаски, решил использовать свой инфлюенсерский потенциал по максимуму и согласился посидеть в жюри телепрограммы «Успех».
Дима говорит, что телевизионщики и к нему приходили. «Если пойти на шоу «Успех», то можно и ипотечку раскидать. Частично», — он курит и задаётся вопросом о том, как многие к сорока годам естественным образом вселяются в свои квартиры. Он отверг предложение телеканала и решил, что обойдётся пока без собственного жилья. Рэпер для рынка — золотая жила: любой маркетолог мечтает о том, чтобы музыкант, словно гамельнский крысолов, привёл молодёжь за своей дудочкой в нужный магазин. Что уж говорить о Хаски, который хорош тем, что его могут слушать даже люди, рэп не выносящие.

Слово «инфлюенсер» бесцеремонно вошло в русский язык, когда разные пласты культуры стали смешиваться друг с другом. Каждый школьник знает, что такое медиевистика, благодаря паблику «Страдающее Средневековье», молодая российская интеллигенция фетишизирует приметы постсоветского периода, Иван Ургант пародирует героев интернета, один из лидеров телексам привлекает к рекламе своих продуктов Youtube-фрика Big Russian Boss и певицу Манижу, «выросшую» в инстаграме. Всё смешалось: онлайн и офлайн, попса и андеграунд, трет и люкс. Появление Хаски тоже в некотором роде результат этого смешения. Его встречали в прямом смысле по одёжке — тот самый, воспетый группой «Кровосток» «адидасовский тренкостюм» отлично работал, культурные обозреватели пищали от восторга: смотрите, внешность шпаны, а речь интеллигентного мальчика! Он не понимает, от чьего лица говорит: «Когда человек затрагивает в своих песнях социальные проблемы, он может сказать, какую группу представляет. А я не могу. И вообще, попытка взять ответственность за того, кто на тебя её не возлагал, довольно высокомерна». Он посмеивается над исповедальностью, в которую ударились мировые звёзды, а за ними каждый второй слушатель. «Человек вытаскивает наружу свои травмы и несёт их перед собой как знамя. Рэперы поют о том, какие они трагические персонажи, — выгодно быть романтическим героем. Хочется думать, что я это перерос, поскольку перестал чувствовать разницу между собой и кем-то ещё».

Больше всего Кузнецов не любит быть неточным, поэтому разговоры с журналистами — процедура, заставляющая нервничать. Он привык неделями шлифовать строчки до тех пор, пока они не превратятся в монолит совершенной формы. «Рэп — музыка живая, она меняется с космической скоростью, — говорит он. — И все герои в этой музыке тоже постоянно сменяют друг друга. Каждый месяц появляется новый рэпер, который приковывает к себе внимание, и я не думаю, что обустрою своё будущее, став одним из них».Хаски видит взаимосвязь между стилем исполнителей и тем, как развиваются каналы передачи информации: «Оксимирон — персонаж из соцсети ВКонтакте, рэпер Фараон — из Tumblr напополам с инстаграмом. Вот сейчас эпоха телеграма, но я пока не понимаю, как он влияет на музыку. Сначала я подписался на кучу каналов, а потом читал и представлял, как люди всю эту туфту пишут, узнавал по стилю письма своих однокурсников, схематичных квадратноголовых людей. А за двухсотлетним противостоянием славянофильства и западничества тоже уже невыносимо наблюдать, оно поперёк горла стоит».

Дима в третий раз заваривает чай и говорит, что ему неинтересно обсуждать новости. «Медиа — паразит, важнейшее из искусств сегодня — умение абстрагироваться от информационного потока, лучшая новость — отсутствие новостей. Потому что помимо них есть много информации, которую мы с тобой не знаем, а надо бы. Я про концептуальные знания о мире. Сначала надо их освоить, а потом уже в информационном потоке разбираться». Изоляция от внешних раздражителей не его метод: он предпочитает переключать внимание на свой мыслительный процесс. «Для меня важнее не чувство почвы под ногами, а убеждённость в том, что я способен разобраться в хаосе вокруг». Кипяток опять льётся на заварку.

Время переваливает за полночь, внутренний редактор в голове Кузнецова засыпает. «Раньше ощущение почвы человеку давала религия — нам важно иметь концептуальное знание о своей роли в системе жизни. Религия дискредитировала сама себя, вместо неё ничего не предлагают, и люди мечутся. В наши дни по-настоящему религиозным человеком невозможно быть, но есть альтернатива — например, взять и воспринять за чистую монету какое-нибудь политическое учение. Мои предки были старообрядцами, но я как человек культуры не могу, как они, верить до конца. В некотором смысле религия закрепощала человека гораздо меньше, чем её отсутствие». Он говорит, настало время пострелигии: можно перенять обряды, оценить культурную значимость веры и религиозный символизм, но невозможно просто поверить.

«Заметь такую штуку, — вдруг говорит Дима. — Есть личности, имидж которых интересен всем, но тем, что они собственно делают, интересуется гораздо меньше людей. Такая Ольга Бузова, например. Я тут как-то сходил на её концерт, чисто из антропологического интереса. Думаю, тех, кто пришёл её послушать, занимает медийный образ Бузовой, а её музыка им не особо нужна. Зато есть примеры музыкантов, которые не нуждаются в том, чтобы их новые фотографии мелькали каждый день».Законы музыкальной индустрии ужесточаются. Некоторые рэперы раз в полгода выпускают альбомы из пяти треков, чтобы поддерживают к себе интерес. По Кузнецову, это «полная хрень» — невозможно за год прожить новую жизнь, набрать столько впечатлений и знаний, чтобы этого хватило для сочинительства: «Главный способ избежать повторов — жить, делать разные вещи и глупости. Когда мысли закончатся, я замолчу. Писатели Сорокин, Пелевин сейчас неактуальны, потому что Россия изменилась, а их писательские методы и интонации не изменились. Хотя это важнейшие авторы девяностых. Они выразили всё, что можно было выразить. Я считаю, что уходить со сцены — правильно. Кроме рэпа есть ещё чем заняться».

Первоисточник: snob.ru